Вчера ты так устал, вчера вернулся в конце дня...
Единственное задание, которое я так и не смог выполнить, это просьба Фауста написать кого-то по уши влюбленного. Я пытаюсь вот уже несколько лет. И это очередная неудача.
Just for LОООООL. Я не спиздил, я постмодерно переосмыслил (с) Кроссовер сами видите чего и сами знаете чего.
Пятьдесят оттенков черного
Кастиэлю, господину моей вселенной.
Благодарности
Я в долгу перед многими людьми за их помощь и поддержку.
Спасибо Касу за то, что он отнесся к моему увлечению снисходительно, заботился о мире и сделал первую редакторскую правку меня.
Спасибо моему боссу Азирафелю за то, что он терпел меня весь последний год, пока длилось это помешательство.
Д.В. и С.В. – ничего, кроме спасибо.
Спасибо первым читателям за помощь и поддержку.
Б.С. – спасибо за полезные советы в самом начале.
Мэг – спасибо, что выбрала меня.
Я с ужасом смотрю на свое отражение в зеркале. Нельзя было ложиться спать с мокрой головой. Нельзя было рождаться с таким лицом, в конце концов. Со мной все не так – у меня неправильно посажены глаза на лице, у меня нездоровая кожа, и если я хочу выглядеть прилично, то должна возиться со своим лицом около часа, рисуя поверх него что-то удобоваримое. Меня ждет реферативная работа по «Отсутствующей структуре» Умберто Эко и семиологический всесторонний анализ «Радуги тяготения» Пинчона, а вместо этого я рисую поверх своего лица маску не привлекательной, но сносной девушки. Все, что мне остается – заплести косу из волос. За всем этим наблюдает с дивана Мэг.
У нее как раз сегодня было запланировано интервью для «Ванкувер Трибьюн» с одним из известнейших людей страны. Она добивалась этого около девяти месяцев. Так что, можно сказать, что сегодня – день родов такого знаменательного для нее события. Был бы. Потому что сейчас Мэг сидит на диване, непривычно затянутая в кожаные брюки и черную водолазку, свесив руки между коленей.
– Скажи еще раз, какого черта ты не можешь пойти сама туда? И как ты намерена сместить аккредитацию со своей персоны на мою?
– Босс выпотрошит меня, если я не явлюсь в совершенно другое место в то же время.
Я бросаю на нее взгляд через зеркало.
– Не босс послал тебя на это задание?
Мэг отводит глаза и плотно сжимает пухлые губы.
– Босс не отпустил бы меня. Он считает, что если кто и должен пойти на эту встречу, то лично он. Я работаю еще на кое-кого.
– Ты не можешь отпроситься у босса? – в очередной раз интересуюсь я.
– Босс, – твердо говорит Мэг, и это слово повисает на ее шее камнем, – выпотрошит меня, Бри.
– И все же…
– Когда я говорю «выпотрошит», я имею в виду, что он выпустит мне кишки, – рычит Мэг, срываясь с дивана.
– Не усложняй, – хмурюсь я. – Хорошо. Я поеду вместо тебя.
Когда она пытается показать, как пользоваться диктофоном, я отстраняю ее в сторону, обуваясь. Чем-чем, а диктофоном за двадцать пять лет жизни я пользоваться научилась. Перед уходом Мэг протягивает мне подарочную коробку и просит передать в офис, где будет проходить интервью, скромный подарок – пресс-папье. Делает она это все как-то вяло и без энтузиазма, и я вдруг понимаю, что нет никакого другого издания, для которого она хотела взять интервью. Мэг, эта хитрюга, хотела предстать перед сияющие очи миллиардера и очаровать его. Но этот ее суровый босс завернул хитрый план, поэтому теперь она так вяло отправляет меня на интервью. Ей больше не светит миллиардер.
Мне, по правде, тоже. Кто бы и мог очаровать какого-то миллиардера с кризисом среднего возраста, так это Мэг. Она красивая, хоть мне никогда не нравились такие округлые личики, и я никогда не хотела бы заполучить такую мордашку себе. Но на мужчин она оказывает какое-то демоническое влияние, складывая у своих ножек их штабелями.
Стоит заметить, что обычно ее ножки – ножки. На них туфельки, а выше начинается воздушное платье. Но сегодня, как и каждый раз, когда она встречается со своим суровым боссом, выглядит Мэг очень воинственно. Меня это почему-то упорно наталкивает на мысль, что ее босс по совместительству с редактурой не прочь образовать зверя с двумя спинами, да сделать это пожестче. Когда я спросила ее об этом напрямую, она сказала, что я даже понятия не имею, насколько пожестче любит ее босс.
Из дома, в котором мы с Мэг на двоих снимаем квартиру, выходим одновременно. Мэг предлагает поменяться машинами. Сначала она говорит: «Моя доедет до Сиэтла быстрее», когда я поднимаю бровь саркастично, она говорит: «Твоя незаметнее». Я, правда, не понимаю ее.
– У нас доверенностей на авто друг друга нет, Мэг. Это до первого патруля поездка. Господи, твой босс совсем адовый - на тебе лица нет.
– Мой босс – Король Ада, – говорит Мэг, делая «страшные глаза».
Я выезжаю из Ванкувера в десять утра, с наслаждением преодолеваю путь до Сиэтла, потягивая из термокружки свой кофе и голося следом за King Krimson лучшие хиты, а в два дня подъезжаю к стеклянному монстру – зданию «Сукрокорп», в котором, по слухам, обосновался завидный миллиардер-холостяк Мэг. Я вхожу в полигонный холл. То есть, нас самом деле полигонный. Мы снимали поле для пейнтбола в том году той же квадратуры. На ресепшене правит, как Клеопатра, блондинка за тридцать пять. Я даже не вижу, во что она одета, потому что мне в глаза прыгают откровенно орущие бренды: «Эй, детка, меня придумал Ив Сен Лоран». Я маскирую рефлекторное прикосновение ко лбу рукой, поправляя прическу.
– Добрый день. Меня зовут Британна Айрон, я должна заменить на встрече Мэгган Клири.
– Мисс Клири звонила утром, – соглашается миссис Ив Сен Лоран. – Поставьте тут подпись. И здесь. И я попрошу вас оставить документ, удостоверяющий вашу личность. Проходите к металлодетектору. Потом вам крайний лифт на двадцать шестой этаж.
Я прохожу через все рамки металлодетекторов, ощущая какое-то нездоровое веселье. Перед тем, как войти в лифт, последний раз бросаю взгляд на блондинку на ресепшене. Надеюсь, вижу такую безвкусицу в последний раз в этом офисе.
Провал, Айрон. В приемной на двадцать шестом этаже теперь уже не миссис, а мисс Готье. Мне предлагают сесть, и я сажусь с кресло среди приемной, которую можно использовать как студию для панорамных съемок Сиэтла. Мебели минимум, окон максимум. Из переговорной выплывает миссис Карл Ларегфельд и я поднимаю планшет с вопросами, приготовленными Мэг, повыше, чтобы скрыть глаза, сами по себе подкатившиеся ко лбу.
Миссис Лагерфельд спрашивает, предложили ли мне напитки, я отвечаю, что вообще-то не хочу пить, но миссис Лагерфельд бросает на мисс Готье уничижительный взгляд, и ты стремглав выскальзывает из приемной. Вслед ей миссис Лагерфельд говорит что-то вроде:
– Если так пойдет и дальше, вам придется начать самоедствовать.
Я читаю вопросы, приготовленные Мэг, и брови мои поднимаются все выше и выше. Определенно, она не клеить его хотела. Она хотела вывести его из себя. Я думаю, что я в незавидном положении, и что сама выпотрошу Мэг, если ее не выпотрошит ее адский босс. А не хотите ли спросить у миллиардера, занимающегося всем, кроме строительства, начерта он скупает землю в Вайоминге под строительство, но ничего не строит? Я вот – нет. Я вычеркиваю вопрос из списка.
Когда мисс Готье приносит мне стакан воды, я передаю ей коробку от Мэг, отмечая, что это презент от редакции «Ванкувер Трибьюн». Мисс Готье, хлопая огромными глазами, забирает коробочку. Спустя четверть часа из кабинета все таки выходит предыдущий посетитель – мужчина за пятьдесят, в белом халате и со лбом, покрытым испариной. И, хоть из-за двери в кабинет, рядом с которой я мерзну в кондиционированной приемной, и звука не просочилось, я понимаю, что господин миллиардер умеет выдавливать из собеседника последнее. Что он выдавит из меня? А что я из него?
– Мистер Роман готов вас принять, проходите, – улыбается мне миссис Лагерфельд.
Я скалюсь в ответ. Мисс Готье мне все равно нравится больше. Это моя дурацкая черта – любовь к обиженным, оскорбленным и прочее.
Когда я вхожу в кабинет, миллиардер как раз отпивает из стакана воды. Видимо, выволочка парня в халате утомила миллиардерское горло.
– Ричард Роман? – спрашиваю я отстраненно, ведь все и без того знают это лицо.
– Можно просто Дик, – ощеривается Роман в улыбке.
Все знают Дика Романа – владельца газет, пароходов, заводов, может, даже рабовладельческих ферм. Никто не знает точно, что можно закопать в списке его собственности. Мультизадачность Романа поражает. Ему слегка за сорок, но он прекрасно выглядит, как могут выглядеть только люди, обладающие состояниями и имеющие возможность поддерживать свою внешность на высочайшем уровне. Ну, или слуги Сатаны.
– А я Британна Айрон, вместо Мэгган Клири, из «Ванкувер Трибьют».
Величие Дика Романа гнетет. Само по себе, просто фактом существования. Кабинет, наполненный странными вещами, пергаментами и камнями, изящно вписанными в хром и стекло, сжимает меня холодом воздуха, перегоняемого системой охлаждения. И почему они так любят холод здесь?
Мне предлагают сесть, я сажусь, включаю диктофон и красная лампочка записи действует на меня одновременно расслабляюще и организаторски. Есть у меня такая жилка – стремление выглядеть хорошо на записях. Как видео, так и аудио.
– Первые мои два вопроса: «Какие у вас планы на будущее? И что вас вдохновляет?».
Уголки тонких губ Дика Романа подпрыгивают вверх. Шутка засчитана. Но он открывает рот, чтобы ответить, и я предупреждающе поднимаю руку:
– На самом деле я не…
– Я отвечу. В будущем я хочу все. Это мой план. Иметь все. А вдохновляет меня мысль о том, что все будет моим.
У меня отнимаются ноги. Я не могу описать, почему. Некоторые люди не то, что пугают меня, но погружают в настолько смутное ощущение сознания, что это почти фобия. А с фобиями я борюсь, фобии я беру за загривок и тычу себе в лоб.
– Мистер Роман… Дик. Почему мы в офисе Сукрокорп? Еще месяц назад я бы приехала в Роман Энтерпрайзис, но сегодня вы оставляете металлы и полезные ископаемые ради… еды?
Дик Роман расцепляет руки из замка и подается вперед, всматриваясь в мое лицо с каким-то плотоядным интересом.
– А разве еда это не самое главное в жизни? Все любят есть, – я не киваю согласно, как должна бы, получив ответ, потому что это ни черта не ответ. – Вы любите фаст-фуд, мисс Айрон?
А потом происходит что-то чертовски странное. Он втягивает воздух носом, повернувшись в мою сторону. Миллиардер, филантроп и айронмэн Дик Роман… да, он принюхался. Я готова положить руку на съедение, если не права. Сидя в полутора метрах от меня, он обнюхал меня. Но почему-то это не вызывает необходимого здесь хохотка.
– Нет, – роняю я. – А вы?
– Я люблю хорошую еду, – отвечает Роман, и ноздри его расширяются, во всем облике проступает что-то голодное. – Но иногда просто не могу пройти мимо фастфуда.
Я пропустила пару вдохов и выдохов, ручаюсь.
– Еда – одна из самых денежных отраслей, мисс Айрон. К тому же, мы хотим, чтобы человечество было здоровым, сильным и вкусным.
Я смотрю, как шевелятся его губы – тонкие, красные, а за ними ряд ровных, белых зубов. Непринужденно и естественно белых. Я смотрю, как он произносит слова, слежу за движениями мускулов на лице, за россыпью мелких морщинок вокруг рта. И вкусным.
– И вкусно питалось? – переспрашиваю я хрипло, все еще не в состоянии оторваться от его рта и посмотреть в черные глаза.
Пауза, провисающая между нами, затягивается до неестественности. Это молчаливое «нет». Правда, я это понимаю.
– Да, и вкусно питалось, – выдает с фальшивой улыбкой аллигатора Роман.
– Какова ваша философия? – считываю я с планшетника, доверяя ход разговора Мэг.
Я отрываю глаза от текста и фиксируюсь на глазах Романа, потому что рот его – не то, что вызывает адекватные реакции. Потом я думаю: «Ты впервые встретила кого-то великого, а от великих просто коротит проводку сирых». Я думаю о том, что такие люди, как Роман, должны быть не такими, как обыватели. Возможно, они обладают чем-то большим и действуют на обычного человека особенным образом. До этого я встречалась с Кустурицей, и он тоже выбивал искры в голове, но хорошие, добрые искры. Не такие, как выбивает Дик Роман.
– Зубами и когтями прокладывать путь наверх. В этом смысл. Ведь только там, наверху, когда ты окидываешь взглядом все, что имеешь, чувствуешь себя… достойно.
Я окидываю взглядом панораму Сиэтла за окном и киваю легко. Все ясно. Клиент готов, Грегори Хаус готов поставить диагноз.
– И вы считаете, что подниматься по головам – способ? – уточняю я, не отрываясь от глаз, потому что чуть ниже, и меня снова выкинет в астрал.
– Нет иного способа куда-либо подняться, мисс Айрон, – хмыкает он, откидываясь на кресле, снова сжимает руки в замок, – жизнь не строит лестниц. Если ты идешь вверх, то прогрызаешь себе дорогу, и никак иначе.
Я поднимаю бровь, опускаю голову, провожу по экрану планшета пальцем, перемещаю список вопросов выше, рассматривая, какие вопросы мы там еще не задавали мистеру Р. Пора задавать что-то по существу, потому что пока наша беседа скатывается в какие-то странные дебри, а Мэг нужно будет потом из этого делать приличную статью. Поэтому дальше я иду по тексту, и, видит Бог, Дик Роман идет по какому-то внутреннему тексту. Что бы я ни спрашивала, смотря либо в стол перед собой, либо в пергаменты, забранные стеклами просто за его спиной, отвечает он так, хоть начинай мотивационную книгу писать. Ярмарка тщеславия и лжи продолжается около получаса, после которых миссис Лагерфельд по внутренней связи сообщает, что у мистера Романа через пять минут встреча по поводу Брэдберри. Внутри своей головы я вытираю пот со лба. Мы натянуто прощаемся, но, когда я выхожу из кабинета, Дик Роман огибает меня по большой дуге, и успевает как раз для того, чтобы открыть передо мной дверь. Час мы просидели на расстоянии двух метров, будто король и лавочник с челобитной, чтобы теперь сам Дик Роман открыл мне дверь. Но нешироко. Поэтому, когда я выхожу, то слышу отчетливо, как он втягивает воздух рядом с моим лицом.
Очень тихий звук. У меня желудок скручивает узлом.
– Мисс Айрон?
– Да, Дик, – выдавливаю я из себя.
– Когда я сказал про путь наверх любой ценой, у вас было такое лицо… – я бросаю на него взгляд, и Романа тут слишком много – и черноты радужки, и морщинок вокруг глаз, и сандалового запаха парфюма тоже слишком много. – Так какова ваша философия?
Я смотрю в приемную, из которой оперативно сдуло обеих референтов, потом погружаюсь в черный взгляд Дика Романа, стоящего в кабинете. И там, стоя в дверном проеме, на границе свободы коридора и заточения кабинета Романа, говорю:
– Ничего нет, Дик. Американской мечты нет. Мне нечего доказывать. Не буду лезть вверх, – я показываю рукой вверх, будто прилежная ученица, тянущая руку на уроке. – Я планирую разрастись в стороны.
Второй рукой я провожу линию, перпендикулярную первой, улыбаюсь своей нелепости.
– Не физически разрастаться вширь. Морально.
– До скорой встречи, мисс Айрон.
Лицо его обретает сверхъестественную угловатость, рука взметается и ложится мне на плечо. Все вместе это какая-то огромная угроза.
– Прощайте, мистер Роман.
Всю дорогу до Ванкувера, штат Вашингтон, я провожу в полнейшей тишине салона авто, даже забываю включить радио. Ни в тот день, ни на следующий Мэг не появляется.
Я подрабатываю в магазине кухонной утвари. Кастрюли, воги, соковыжималки, широкий спектр выбора ножей. Все воскресное утро, а затем и день, я и хозяин «Хозяюшки» без передышки продаем американским домохозяйкам американскую мечту – завтрак для детей с нашей тестомешалкой, семейные обеды с нашими мясорубками и романтические вечера с лучшими фарфоровыми тарелками. Ближе к вечеру, когда Билл, мой работодатель, убирается восвояси наслаждаться семейным ужином и куриной грудкой, я заполняю накладные на партию ситечек, которые мы отправляем назад производителю по причине брака, колокольчик над дверью звякает. Я не обращаю внимания, ведь у нас самостоятельная клиентура – порой они знают расположение утвари лучше, чем я, и даже Билл. Но этот клиент проходит через зал и останавливается напротив меня, с другой стороны кассы. Я опускаю ручку и поднимаю глаза. Передо мной стоит сам Дик Роман, засунув руки в карманы брюк.
– Мистер Роман, – сипло сообщаю я.
– Дик, – поправляет он. – Говори мне Дик, Бри.
Окей, окей. Без паники. Пять вечера, улицы наполнены людьми, у нас стеклянная витрина. Ничего не случится.
– Заблудились, Дик?
Улыбается широко, осторожно кладет кончики пальцев на край витрины. Я скольжу по ним – тонким и гладким – взглядом. Он улыбается фирменной улыбкой, я фирменно скалюсь в ответ. Я в «Хозяюшке» уже год. Я умею скалиться фирменно.
– Я бы мог, – он, не таясь, внюхивается в воздух, прикрывает глаза удовлетворенно, – сказать, что мне нужна твоя помощь. Заставить выбирать со мной ножи и тесаки для резки мяса…
Всегда ровный надменный голос уходит куда-то ниже кильватера, переходит из звука в слова в моей голове, потом снова приобретает громкость.
– Разделочные доски и мясорубку. Может, потом бы я дал тебе выбрать кухонный фартук, делая туманные намеки, – склоняет голову набок, потом снова впивается глазами в лицо, – но это глупости.
Мне приходится тоже положить руки на кассу и отставить ногу в сторону, потому что удерживать себя стоя уже получается плохо. Больше точек опоры, пожалуйста. У него голодное лицо и голодные глаза, а зубы оголяются хищно и опасно. И это больше не фантазии. Это правда. А потом он наклоняется вперед, налегая на кассовую стойку, пока между нашими лицами не остается и пары сантиметров.
– Я хочу тебя сожрать, – меня шатает, и заботливая сухая рука тотчас бережно, но железно, хватает меня за затылок, – и я могу тебя сожрать в один укус.
Если я дернусь, он сломает мне шею, как цыпленку, одной рукой. Поэтому я расслабляюсь, и большой палец тотчас благодарно проводит по коже за ухом.
– Но я не буду.
Давайте называть вещи своими именами. Бесконечно красивый, холодный, надменный, безумный, психопатический монстр с волшебно красивыми глазами и мягким ртом планирует сожрать меня. Все, что мне остается – взять его за руку, держащую меня за шею, и спросить:
– Чего ты хочешь?
– Я хочу расти вширь.
А о том, как целоваться с гиеной, натянувшей человеческий костюм, я расскажу потом.
Just for LОООООL. Я не спиздил, я постмодерно переосмыслил (с) Кроссовер сами видите чего и сами знаете чего.
Пятьдесят оттенков черного
Пятьдесят оттенков черного
Кастиэлю, господину моей вселенной.
Благодарности
Я в долгу перед многими людьми за их помощь и поддержку.
Спасибо Касу за то, что он отнесся к моему увлечению снисходительно, заботился о мире и сделал первую редакторскую правку меня.
Спасибо моему боссу Азирафелю за то, что он терпел меня весь последний год, пока длилось это помешательство.
Д.В. и С.В. – ничего, кроме спасибо.
Спасибо первым читателям за помощь и поддержку.
Б.С. – спасибо за полезные советы в самом начале.
Мэг – спасибо, что выбрала меня.
Я с ужасом смотрю на свое отражение в зеркале. Нельзя было ложиться спать с мокрой головой. Нельзя было рождаться с таким лицом, в конце концов. Со мной все не так – у меня неправильно посажены глаза на лице, у меня нездоровая кожа, и если я хочу выглядеть прилично, то должна возиться со своим лицом около часа, рисуя поверх него что-то удобоваримое. Меня ждет реферативная работа по «Отсутствующей структуре» Умберто Эко и семиологический всесторонний анализ «Радуги тяготения» Пинчона, а вместо этого я рисую поверх своего лица маску не привлекательной, но сносной девушки. Все, что мне остается – заплести косу из волос. За всем этим наблюдает с дивана Мэг.
У нее как раз сегодня было запланировано интервью для «Ванкувер Трибьюн» с одним из известнейших людей страны. Она добивалась этого около девяти месяцев. Так что, можно сказать, что сегодня – день родов такого знаменательного для нее события. Был бы. Потому что сейчас Мэг сидит на диване, непривычно затянутая в кожаные брюки и черную водолазку, свесив руки между коленей.
– Скажи еще раз, какого черта ты не можешь пойти сама туда? И как ты намерена сместить аккредитацию со своей персоны на мою?
– Босс выпотрошит меня, если я не явлюсь в совершенно другое место в то же время.
Я бросаю на нее взгляд через зеркало.
– Не босс послал тебя на это задание?
Мэг отводит глаза и плотно сжимает пухлые губы.
– Босс не отпустил бы меня. Он считает, что если кто и должен пойти на эту встречу, то лично он. Я работаю еще на кое-кого.
– Ты не можешь отпроситься у босса? – в очередной раз интересуюсь я.
– Босс, – твердо говорит Мэг, и это слово повисает на ее шее камнем, – выпотрошит меня, Бри.
– И все же…
– Когда я говорю «выпотрошит», я имею в виду, что он выпустит мне кишки, – рычит Мэг, срываясь с дивана.
– Не усложняй, – хмурюсь я. – Хорошо. Я поеду вместо тебя.
Когда она пытается показать, как пользоваться диктофоном, я отстраняю ее в сторону, обуваясь. Чем-чем, а диктофоном за двадцать пять лет жизни я пользоваться научилась. Перед уходом Мэг протягивает мне подарочную коробку и просит передать в офис, где будет проходить интервью, скромный подарок – пресс-папье. Делает она это все как-то вяло и без энтузиазма, и я вдруг понимаю, что нет никакого другого издания, для которого она хотела взять интервью. Мэг, эта хитрюга, хотела предстать перед сияющие очи миллиардера и очаровать его. Но этот ее суровый босс завернул хитрый план, поэтому теперь она так вяло отправляет меня на интервью. Ей больше не светит миллиардер.
Мне, по правде, тоже. Кто бы и мог очаровать какого-то миллиардера с кризисом среднего возраста, так это Мэг. Она красивая, хоть мне никогда не нравились такие округлые личики, и я никогда не хотела бы заполучить такую мордашку себе. Но на мужчин она оказывает какое-то демоническое влияние, складывая у своих ножек их штабелями.
Стоит заметить, что обычно ее ножки – ножки. На них туфельки, а выше начинается воздушное платье. Но сегодня, как и каждый раз, когда она встречается со своим суровым боссом, выглядит Мэг очень воинственно. Меня это почему-то упорно наталкивает на мысль, что ее босс по совместительству с редактурой не прочь образовать зверя с двумя спинами, да сделать это пожестче. Когда я спросила ее об этом напрямую, она сказала, что я даже понятия не имею, насколько пожестче любит ее босс.
Из дома, в котором мы с Мэг на двоих снимаем квартиру, выходим одновременно. Мэг предлагает поменяться машинами. Сначала она говорит: «Моя доедет до Сиэтла быстрее», когда я поднимаю бровь саркастично, она говорит: «Твоя незаметнее». Я, правда, не понимаю ее.
– У нас доверенностей на авто друг друга нет, Мэг. Это до первого патруля поездка. Господи, твой босс совсем адовый - на тебе лица нет.
– Мой босс – Король Ада, – говорит Мэг, делая «страшные глаза».
Я выезжаю из Ванкувера в десять утра, с наслаждением преодолеваю путь до Сиэтла, потягивая из термокружки свой кофе и голося следом за King Krimson лучшие хиты, а в два дня подъезжаю к стеклянному монстру – зданию «Сукрокорп», в котором, по слухам, обосновался завидный миллиардер-холостяк Мэг. Я вхожу в полигонный холл. То есть, нас самом деле полигонный. Мы снимали поле для пейнтбола в том году той же квадратуры. На ресепшене правит, как Клеопатра, блондинка за тридцать пять. Я даже не вижу, во что она одета, потому что мне в глаза прыгают откровенно орущие бренды: «Эй, детка, меня придумал Ив Сен Лоран». Я маскирую рефлекторное прикосновение ко лбу рукой, поправляя прическу.
– Добрый день. Меня зовут Британна Айрон, я должна заменить на встрече Мэгган Клири.
– Мисс Клири звонила утром, – соглашается миссис Ив Сен Лоран. – Поставьте тут подпись. И здесь. И я попрошу вас оставить документ, удостоверяющий вашу личность. Проходите к металлодетектору. Потом вам крайний лифт на двадцать шестой этаж.
Я прохожу через все рамки металлодетекторов, ощущая какое-то нездоровое веселье. Перед тем, как войти в лифт, последний раз бросаю взгляд на блондинку на ресепшене. Надеюсь, вижу такую безвкусицу в последний раз в этом офисе.
Провал, Айрон. В приемной на двадцать шестом этаже теперь уже не миссис, а мисс Готье. Мне предлагают сесть, и я сажусь с кресло среди приемной, которую можно использовать как студию для панорамных съемок Сиэтла. Мебели минимум, окон максимум. Из переговорной выплывает миссис Карл Ларегфельд и я поднимаю планшет с вопросами, приготовленными Мэг, повыше, чтобы скрыть глаза, сами по себе подкатившиеся ко лбу.
Миссис Лагерфельд спрашивает, предложили ли мне напитки, я отвечаю, что вообще-то не хочу пить, но миссис Лагерфельд бросает на мисс Готье уничижительный взгляд, и ты стремглав выскальзывает из приемной. Вслед ей миссис Лагерфельд говорит что-то вроде:
– Если так пойдет и дальше, вам придется начать самоедствовать.
Я читаю вопросы, приготовленные Мэг, и брови мои поднимаются все выше и выше. Определенно, она не клеить его хотела. Она хотела вывести его из себя. Я думаю, что я в незавидном положении, и что сама выпотрошу Мэг, если ее не выпотрошит ее адский босс. А не хотите ли спросить у миллиардера, занимающегося всем, кроме строительства, начерта он скупает землю в Вайоминге под строительство, но ничего не строит? Я вот – нет. Я вычеркиваю вопрос из списка.
Когда мисс Готье приносит мне стакан воды, я передаю ей коробку от Мэг, отмечая, что это презент от редакции «Ванкувер Трибьюн». Мисс Готье, хлопая огромными глазами, забирает коробочку. Спустя четверть часа из кабинета все таки выходит предыдущий посетитель – мужчина за пятьдесят, в белом халате и со лбом, покрытым испариной. И, хоть из-за двери в кабинет, рядом с которой я мерзну в кондиционированной приемной, и звука не просочилось, я понимаю, что господин миллиардер умеет выдавливать из собеседника последнее. Что он выдавит из меня? А что я из него?
– Мистер Роман готов вас принять, проходите, – улыбается мне миссис Лагерфельд.
Я скалюсь в ответ. Мисс Готье мне все равно нравится больше. Это моя дурацкая черта – любовь к обиженным, оскорбленным и прочее.
Когда я вхожу в кабинет, миллиардер как раз отпивает из стакана воды. Видимо, выволочка парня в халате утомила миллиардерское горло.
– Ричард Роман? – спрашиваю я отстраненно, ведь все и без того знают это лицо.
– Можно просто Дик, – ощеривается Роман в улыбке.
Все знают Дика Романа – владельца газет, пароходов, заводов, может, даже рабовладельческих ферм. Никто не знает точно, что можно закопать в списке его собственности. Мультизадачность Романа поражает. Ему слегка за сорок, но он прекрасно выглядит, как могут выглядеть только люди, обладающие состояниями и имеющие возможность поддерживать свою внешность на высочайшем уровне. Ну, или слуги Сатаны.
– А я Британна Айрон, вместо Мэгган Клири, из «Ванкувер Трибьют».
Величие Дика Романа гнетет. Само по себе, просто фактом существования. Кабинет, наполненный странными вещами, пергаментами и камнями, изящно вписанными в хром и стекло, сжимает меня холодом воздуха, перегоняемого системой охлаждения. И почему они так любят холод здесь?
Мне предлагают сесть, я сажусь, включаю диктофон и красная лампочка записи действует на меня одновременно расслабляюще и организаторски. Есть у меня такая жилка – стремление выглядеть хорошо на записях. Как видео, так и аудио.
– Первые мои два вопроса: «Какие у вас планы на будущее? И что вас вдохновляет?».
Уголки тонких губ Дика Романа подпрыгивают вверх. Шутка засчитана. Но он открывает рот, чтобы ответить, и я предупреждающе поднимаю руку:
– На самом деле я не…
– Я отвечу. В будущем я хочу все. Это мой план. Иметь все. А вдохновляет меня мысль о том, что все будет моим.
У меня отнимаются ноги. Я не могу описать, почему. Некоторые люди не то, что пугают меня, но погружают в настолько смутное ощущение сознания, что это почти фобия. А с фобиями я борюсь, фобии я беру за загривок и тычу себе в лоб.
– Мистер Роман… Дик. Почему мы в офисе Сукрокорп? Еще месяц назад я бы приехала в Роман Энтерпрайзис, но сегодня вы оставляете металлы и полезные ископаемые ради… еды?
Дик Роман расцепляет руки из замка и подается вперед, всматриваясь в мое лицо с каким-то плотоядным интересом.
– А разве еда это не самое главное в жизни? Все любят есть, – я не киваю согласно, как должна бы, получив ответ, потому что это ни черта не ответ. – Вы любите фаст-фуд, мисс Айрон?
А потом происходит что-то чертовски странное. Он втягивает воздух носом, повернувшись в мою сторону. Миллиардер, филантроп и айронмэн Дик Роман… да, он принюхался. Я готова положить руку на съедение, если не права. Сидя в полутора метрах от меня, он обнюхал меня. Но почему-то это не вызывает необходимого здесь хохотка.
– Нет, – роняю я. – А вы?
– Я люблю хорошую еду, – отвечает Роман, и ноздри его расширяются, во всем облике проступает что-то голодное. – Но иногда просто не могу пройти мимо фастфуда.
Я пропустила пару вдохов и выдохов, ручаюсь.
– Еда – одна из самых денежных отраслей, мисс Айрон. К тому же, мы хотим, чтобы человечество было здоровым, сильным и вкусным.
Я смотрю, как шевелятся его губы – тонкие, красные, а за ними ряд ровных, белых зубов. Непринужденно и естественно белых. Я смотрю, как он произносит слова, слежу за движениями мускулов на лице, за россыпью мелких морщинок вокруг рта. И вкусным.
– И вкусно питалось? – переспрашиваю я хрипло, все еще не в состоянии оторваться от его рта и посмотреть в черные глаза.
Пауза, провисающая между нами, затягивается до неестественности. Это молчаливое «нет». Правда, я это понимаю.
– Да, и вкусно питалось, – выдает с фальшивой улыбкой аллигатора Роман.
– Какова ваша философия? – считываю я с планшетника, доверяя ход разговора Мэг.
Я отрываю глаза от текста и фиксируюсь на глазах Романа, потому что рот его – не то, что вызывает адекватные реакции. Потом я думаю: «Ты впервые встретила кого-то великого, а от великих просто коротит проводку сирых». Я думаю о том, что такие люди, как Роман, должны быть не такими, как обыватели. Возможно, они обладают чем-то большим и действуют на обычного человека особенным образом. До этого я встречалась с Кустурицей, и он тоже выбивал искры в голове, но хорошие, добрые искры. Не такие, как выбивает Дик Роман.
– Зубами и когтями прокладывать путь наверх. В этом смысл. Ведь только там, наверху, когда ты окидываешь взглядом все, что имеешь, чувствуешь себя… достойно.
Я окидываю взглядом панораму Сиэтла за окном и киваю легко. Все ясно. Клиент готов, Грегори Хаус готов поставить диагноз.
– И вы считаете, что подниматься по головам – способ? – уточняю я, не отрываясь от глаз, потому что чуть ниже, и меня снова выкинет в астрал.
– Нет иного способа куда-либо подняться, мисс Айрон, – хмыкает он, откидываясь на кресле, снова сжимает руки в замок, – жизнь не строит лестниц. Если ты идешь вверх, то прогрызаешь себе дорогу, и никак иначе.
Я поднимаю бровь, опускаю голову, провожу по экрану планшета пальцем, перемещаю список вопросов выше, рассматривая, какие вопросы мы там еще не задавали мистеру Р. Пора задавать что-то по существу, потому что пока наша беседа скатывается в какие-то странные дебри, а Мэг нужно будет потом из этого делать приличную статью. Поэтому дальше я иду по тексту, и, видит Бог, Дик Роман идет по какому-то внутреннему тексту. Что бы я ни спрашивала, смотря либо в стол перед собой, либо в пергаменты, забранные стеклами просто за его спиной, отвечает он так, хоть начинай мотивационную книгу писать. Ярмарка тщеславия и лжи продолжается около получаса, после которых миссис Лагерфельд по внутренней связи сообщает, что у мистера Романа через пять минут встреча по поводу Брэдберри. Внутри своей головы я вытираю пот со лба. Мы натянуто прощаемся, но, когда я выхожу из кабинета, Дик Роман огибает меня по большой дуге, и успевает как раз для того, чтобы открыть передо мной дверь. Час мы просидели на расстоянии двух метров, будто король и лавочник с челобитной, чтобы теперь сам Дик Роман открыл мне дверь. Но нешироко. Поэтому, когда я выхожу, то слышу отчетливо, как он втягивает воздух рядом с моим лицом.
Очень тихий звук. У меня желудок скручивает узлом.
– Мисс Айрон?
– Да, Дик, – выдавливаю я из себя.
– Когда я сказал про путь наверх любой ценой, у вас было такое лицо… – я бросаю на него взгляд, и Романа тут слишком много – и черноты радужки, и морщинок вокруг глаз, и сандалового запаха парфюма тоже слишком много. – Так какова ваша философия?
Я смотрю в приемную, из которой оперативно сдуло обеих референтов, потом погружаюсь в черный взгляд Дика Романа, стоящего в кабинете. И там, стоя в дверном проеме, на границе свободы коридора и заточения кабинета Романа, говорю:
– Ничего нет, Дик. Американской мечты нет. Мне нечего доказывать. Не буду лезть вверх, – я показываю рукой вверх, будто прилежная ученица, тянущая руку на уроке. – Я планирую разрастись в стороны.
Второй рукой я провожу линию, перпендикулярную первой, улыбаюсь своей нелепости.
– Не физически разрастаться вширь. Морально.
– До скорой встречи, мисс Айрон.
Лицо его обретает сверхъестественную угловатость, рука взметается и ложится мне на плечо. Все вместе это какая-то огромная угроза.
– Прощайте, мистер Роман.
Всю дорогу до Ванкувера, штат Вашингтон, я провожу в полнейшей тишине салона авто, даже забываю включить радио. Ни в тот день, ни на следующий Мэг не появляется.
Я подрабатываю в магазине кухонной утвари. Кастрюли, воги, соковыжималки, широкий спектр выбора ножей. Все воскресное утро, а затем и день, я и хозяин «Хозяюшки» без передышки продаем американским домохозяйкам американскую мечту – завтрак для детей с нашей тестомешалкой, семейные обеды с нашими мясорубками и романтические вечера с лучшими фарфоровыми тарелками. Ближе к вечеру, когда Билл, мой работодатель, убирается восвояси наслаждаться семейным ужином и куриной грудкой, я заполняю накладные на партию ситечек, которые мы отправляем назад производителю по причине брака, колокольчик над дверью звякает. Я не обращаю внимания, ведь у нас самостоятельная клиентура – порой они знают расположение утвари лучше, чем я, и даже Билл. Но этот клиент проходит через зал и останавливается напротив меня, с другой стороны кассы. Я опускаю ручку и поднимаю глаза. Передо мной стоит сам Дик Роман, засунув руки в карманы брюк.
– Мистер Роман, – сипло сообщаю я.
– Дик, – поправляет он. – Говори мне Дик, Бри.
Окей, окей. Без паники. Пять вечера, улицы наполнены людьми, у нас стеклянная витрина. Ничего не случится.
– Заблудились, Дик?
Улыбается широко, осторожно кладет кончики пальцев на край витрины. Я скольжу по ним – тонким и гладким – взглядом. Он улыбается фирменной улыбкой, я фирменно скалюсь в ответ. Я в «Хозяюшке» уже год. Я умею скалиться фирменно.
– Я бы мог, – он, не таясь, внюхивается в воздух, прикрывает глаза удовлетворенно, – сказать, что мне нужна твоя помощь. Заставить выбирать со мной ножи и тесаки для резки мяса…
Всегда ровный надменный голос уходит куда-то ниже кильватера, переходит из звука в слова в моей голове, потом снова приобретает громкость.
– Разделочные доски и мясорубку. Может, потом бы я дал тебе выбрать кухонный фартук, делая туманные намеки, – склоняет голову набок, потом снова впивается глазами в лицо, – но это глупости.
Мне приходится тоже положить руки на кассу и отставить ногу в сторону, потому что удерживать себя стоя уже получается плохо. Больше точек опоры, пожалуйста. У него голодное лицо и голодные глаза, а зубы оголяются хищно и опасно. И это больше не фантазии. Это правда. А потом он наклоняется вперед, налегая на кассовую стойку, пока между нашими лицами не остается и пары сантиметров.
– Я хочу тебя сожрать, – меня шатает, и заботливая сухая рука тотчас бережно, но железно, хватает меня за затылок, – и я могу тебя сожрать в один укус.
Если я дернусь, он сломает мне шею, как цыпленку, одной рукой. Поэтому я расслабляюсь, и большой палец тотчас благодарно проводит по коже за ухом.
– Но я не буду.
Давайте называть вещи своими именами. Бесконечно красивый, холодный, надменный, безумный, психопатический монстр с волшебно красивыми глазами и мягким ртом планирует сожрать меня. Все, что мне остается – взять его за руку, держащую меня за шею, и спросить:
– Чего ты хочешь?
– Я хочу расти вширь.
А о том, как целоваться с гиеной, натянувшей человеческий костюм, я расскажу потом.
@темы: заметки на обрывках