Вчера ты так устал, вчера вернулся в конце дня...
Жаль, нет ружья
– Разбежавшись прыгну со скалы, вот я был, а вот меня не стало, – немузыкальный вопль перекрывает немузыкальный мотив песни.Жаль, нет ружья
– Разбежавшись прыгну со скалы, вот я был, а вот меня не стало, – немузыкальный вопль перекрывает немузыкальный мотив песни – Денис барабанит по рулю и умудряется пританцовывать, взвывая в потолок.
Сема и хочет сделать ему замечание, что пользы будет больше, если Денис будет смотреть на дорогу, но вместо этого отворачивается к окну и мрачно выдыхает через нос. Дыхание оседает тоненькой пленкой испарины на стекле. Денис воет и барабанит по рулю до конца стороны кассеты, а когда тянется к магнитофону, чтобы перевернуть ее, Сема говорит очень серьезно, но не рассчитывая на результат:
– Можешь дать мне отдых от этого? Хоть ненадолго?
– Нет, – отвечает Денис весело, будто ничего смешнее и требовать было нельзя.
Сема, конечно, знает, – если выключить магнитофон, то станет слышно, что в кардане Волги что-то гремит, а на каждой кочке этого ядреного проселка глушитель обо что-то бьется со скрежещущим звуком. А эти звуки режут его брата, будто серпом по причинному месту. Но если бы он хотя бы не пел, насколько их жизнь была бы проще.
В село они прибывают после обеда. Солнце светит ярко, но дыхание вырывается изо рта облачками густого пара, а лесной холод тотчас проникает под куртку. В селе три улицы и не больше пятидесяти хат, затейливо декорированный зеленым шифером клуб и школа с печным отоплением. Дед, катящий по улице велосипед, оценивающе разглядывает «Волгу», а потом обменивается с Денисом почти родственными взглядами.
В избе хорошо, это Сема чувствует сразу. Светло, пахнет деревом и травами, сдобой. Образа в углу ясные, чистые, полотенце вышитое, крахмальное. Изба хорошая, как говорил отец – чистая. В нечистой избе, как бы хозяйка не старалась, потемнеют образа, паутина затянет углы и родится мерзкий запах гнили или разложения.
– Дровами топите или углем? – спрашивает Денис деловито у хозяйки, подбоченившись, и Сема поворачивается от убранной комнаты к сеням, иронично поднимая брови.
Хозяйка, незамужняя завуч местной школы, складывает руки на груди и отвечает независимо:
– Газ у нас.
Денис поджимает губы и кивает со знанием дела. Семе остается только закатить глаза и нырнуть под кровать в поисках ведьминого веретена – иголок, волос и косточек, припрятанных злопыхательницей.
– Анна Андреевна, простите, но у вас есть враги? – спрашивает Сема, выгребая из-под тахты карандаш, скрепку и роман Татьяны Толстой в клочках пыли.
Все находки завуч подбирает со щепетильностью доктора и отправляет в карман пиджака, книгу зажимает подмышкой.
– В смысле враги? – переспрашивает, оглаживая подол плиссированной юбки.
Семе она не нравится. Ему не нравятся люди, просящие о помощи, а потом ведущие себя так, будто это им делают одолжение.
– Вы городская, Анна Андреевна? – задает встречный вопрос Сема, поднимаясь на ноги, и из-за плеча хозяйки наблюдая, как Денис открывает холодильник, и с энтузиазмом засовывает в него свой нос.
– Да, а что это меняет? – спрашивает та, и ноздри ее раздуваются гневно, Сема же старается смотреть в сторону, чтобы не привлечь внимания к что-то жующему Денису.
– Если чей-то муж уделял вам слишком много внимания, приглашал на вечернюю прогулку или в гости, то, боюсь, его жена могла наложить на вас порчу. Если вы были строги с ребенком, и мама посчитала это слишком резким... Вариантов – масса.
Денис прожевывает найденное в холодильнике и присоединяется к ним, невзначай вытирая рот рукавом свитера.
– Так, значит, вы слышали шумы, скрипы, – включается он в разговор, прищурив глаза, – может, пахло серой?
– Нет, серой не пахло, – отрезает Анна, – но сегодня ночью нечто схватило меня за ногу и сбросило с кровати в стену.
Денис тотчас теряет налет несерьезности, и они мрачно переглядываются с Семой. Решение они принимают одновременно. Денис сразу выходит из избы к «Волге», чтобы найти в багажнике весь необходимый инструментарий, а Сема задергивает светлый занавески на окнах.
– Переночуете у подруги, приходите завтра утром. И чтобы с наступлением сумерек вас тут не было. Скажете, что ваши двоюродные братья будут травить клопов.
– Но у меня нет… – начинает Анна, от испуга сразу утратившая строгость и помолодевшая лет на десять.
– Будут, – отрезает Сема. – И клопы будут, и крысы, которые сожрут ваше тело. Успокойтесь и собирайте вещи.
Но куда уж тут успокоиться. Она роняет вещи, а руки ее трясутся. Расческа падает и катится под трельяж. Женщина останавливается в нерешительности, будто, стоит ей засунуть руку под комод, как из пола вырастет рука и схватит ее. Прикрывая образа полотенцем, Сема замечает, что она просто берет другую расческу, не решившись наклониться за упавшей. Денис, вернувшийся с увесистым пакетом, сталкивается с ней в сенях, ловит трясущиеся руки и сжимает в своих, что-то наставительно говорит, заглядывая в глаза. Женщина мелко кивает и, кажется, роняет пару слезинок.
После ее ухода Денис с размахом владельца распахивает холодильник и несколько секунд глядит в него, а потом завороженно говорит:
– Приятного аппетита, Деня.
Сема закатывает глаза, а потом берется чистить свой РМБ. Когда Денис, натаскавший из холодильника стряпни, устраивается на диване и врубает телевизор, Сема делает постное лицо, но продолжает чистить оружие. Когда же брат присвистывает и довольно бросает ему через плечо: «О, здесь берет СТС!», Сема переводит взгляд на экран и видит там заставку «Молодежки», все, что ему остается – уйти с ноутбуком в крошечную хозяйскую спаленку и пытаться там поймать сигнал на модеме. Удается ему это нескоро – в «Молодежку» успевают впихнуть две рекламы за это время. Он гуглит историю деревни и области в целом до тех пор, пока Денис не переключает на ОРТ не углубляется в перипетии «Карточного домика».
Стук в дверь раздается с наступлением сумерек. Денис хватает свой лежащий среди тарелок ТТ, Сема прячет за спиной РМБ. Сема распахивает дверь, в то время как Денис становится «на изготовку» за ней.
– Простите, – говорит пятиклашка в спортивном костюме и вязаной шапочке, – а Анна Андреевна дома?
– Нет, – ровно отвечает Сема, становясь как можно ровнее, чтобы не засветить винтовку, – а что ты хотел?
– Отдать изложение, – говорит пацан, и Денис понимает, что вежливое лицо Семы напугало того до мокрых треников.
– Я ее брат, я отдам, когда она вернется.
– Нет, спасибо, я сам, – говорит дрожащий голосок, а потом Денис слышит только топот улепетывающих ног.
– Ты напугал малого до усрачки, – говорит он, захлопывая дверь.
Семен смеряет его мрачным взглядом и рыкает:
– Это не я. Он спешил убежать, пока в твоем Камеди не пошли шутки про вагины.
Он возвращается к ноутбуку, а Денис останавливается в дверном проеме, мрачно взирая сверху вниз:
– Да, МГУ мы не кончали, так что?
– Да, вы кончали пятьдесят вторую шарагу. И незачем напоминать об этом так часто, поверь, ты и так не даешь об этом забыть.
Денис хмыкает и уходит. Сема возвращается к браузеру, но соединение снова было прервано, он чертыхается сквозь зубы. Но брат возвращается, руки его сложены на груди.
– Десятки людей были бы мертвы, если бы я был эгоистом вроде тебя. Лучше не забывай об этом.
Когда он возвращается к просмотру телевизора, Сема закрывает глаза и откидывается на спинку кровати изможденно. Каждый чертов раз одно и то же.
Когда в следующий раз раздается стук в дверь, Сема почти спит, пока модем пытается законнектиться со спутником. Дверь они открывают почти лениво. На пороге дед в теплом не по сезону тулупе и кирзовых сапогах.
– Здоров, сынок, – говорит дед.
Дед говорит, что он идет из одного села в другое, но ночь застала его в Липках. Дед говорит, что знает Анну, и та разрешает ему ночевать в сенях. У деда мешок с орехами за плечами, он торгует орехами.
Денис провожает деда к столу, ставит чайник на плите, достает хозяйкин мед, бублики, мармелад. Дед чай пьет, мед ест, говорит негромко. Все о погоде да об урожае. Лицо у деда морщинистое до невозможности, такое, что глаза сощуренные с трудом можно отыскать на лице. Денис пьет чай и налегает на мармеладки, угукает по случаю и старается смотреть в сторону. Вечер не задался.
А потом раздается еще один стук в дверь. Денис понимается, бросает косой взгляд в комнату, где во тьме светится экран ноутбука Семы. Открывает дверь.
На пороге дед в теплом не по сезону тулупе и кирзовых сапогах.
– Здоров, сынок, – говорит дед.
Дед говорит, что он идет из одного села в другое, но ночь застала его в Липках. Дед говорит, что знает Анну, и та разрешает ему ночевать в сенях. У деда мешок с орехами за плечами, он торгует орехами.
– Мы знакомы, – добавляет дед.
Лицо у деда морщинистое до невозможности, такое, что глаза сощуренные с трудом можно отыскать на лице.
Денис смеется тихо и нервно, а потом молча захлопывает дверь перед лицом старика, оборачивается к кухонному столу. За столом дед пьет чай, а Денис со страдальческим видом слушает о погоде и урожае. Мешок с орехами стоит у печи.
Денис хватается за дверь за собой, дергает ручку, чтобы выйти, но дверь не поддается. А глаза его сами по себе впиваются в свою копию: короткие волосы, затасканные джинсы, растянутый свитер. Денис и дед пьют чай с мармеладками, а Денис покрывается холодным потом.
– Сема, неси ружье, – решает он, и Сема тотчас появляется из спаленки, протягивает РМБ, а когда Денис берется за приклад, дергает его на себя.
– А что ты будешь делать, мальчик? – спрашивает Сема вкрадчиво. – Себя убьешь? Меня? Что на это скажет твой папочка?
Из-за его плеча Денис видит, что в слабом свете экрана ноутбука спит Сема.
– Приезжаете тут со своими телефонами, телевизорами, иконы снимаете, – продолжает Сема. – А теперь еще ружье. Не многовато ли?
– Кто вы? – спрашивает Денис, бросая взгляд в комнату, где он сам спит на тахте в окружении тарелок.
– Ты веришь в Бога, мальчик? – Спрашивает у него Сема, сжимая приклад РМБ. – Служишь ритуалы?
– Читать молитвы – моя работа, – со смешком отвечает Денис. – Ты шишига?
Сема отпускает приклад, и Денис, сжав в руках РМБ вливается со стеной.
– Да она в Бога не верит, – печально говорит Сема, а потом доверительно добавляет, – и на других девиц заглядывается. Не жить ей тут, мальчик. Тебе это ясно? Пусть убирается к чертовой матери.
Анна Андреевна будит их стуком в окно со стороны водителя, и Денис, только недавно задремавший под пуховиком на переднем сидении, подскакивает на сидении. Сема, мирно растянувшийся на заднем сидении, кривит лицо, не просыпаясь. Денис крутит ручку, опуская стекло, пока Анна с учительским лицом взирает на него сверху вниз.
– Собирайте шмотки и валите оттуда, – резюмирует Денис вместо приветствия.
– И это вся ваша помощь? – спрашивает она холодно.
– Можете принять православие и перестать смотреть «Оранжевый – новый черный», – пожимает плечами Денис. – Это существо не плохое, просто вы с ним – разные, простите.
Когда же он врубает на полную громкость магнитолу и взвывает: «Возьми мое сердце, возьми мою душу», то тут уж Сема просыпается, подрывается, ударяясь головой об крышу «Волги». Денис смеется над ним, но вскоре, как и всегда, ему становится стыдно. Он обещает себе, что это в последний раз. Еще через какое-то время он понимает, что, наверное, в предпоследний.
– Разбежавшись прыгну со скалы, вот я был, а вот меня не стало, – немузыкальный вопль перекрывает немузыкальный мотив песни.Жаль, нет ружья
– Разбежавшись прыгну со скалы, вот я был, а вот меня не стало, – немузыкальный вопль перекрывает немузыкальный мотив песни – Денис барабанит по рулю и умудряется пританцовывать, взвывая в потолок.
Сема и хочет сделать ему замечание, что пользы будет больше, если Денис будет смотреть на дорогу, но вместо этого отворачивается к окну и мрачно выдыхает через нос. Дыхание оседает тоненькой пленкой испарины на стекле. Денис воет и барабанит по рулю до конца стороны кассеты, а когда тянется к магнитофону, чтобы перевернуть ее, Сема говорит очень серьезно, но не рассчитывая на результат:
– Можешь дать мне отдых от этого? Хоть ненадолго?
– Нет, – отвечает Денис весело, будто ничего смешнее и требовать было нельзя.
Сема, конечно, знает, – если выключить магнитофон, то станет слышно, что в кардане Волги что-то гремит, а на каждой кочке этого ядреного проселка глушитель обо что-то бьется со скрежещущим звуком. А эти звуки режут его брата, будто серпом по причинному месту. Но если бы он хотя бы не пел, насколько их жизнь была бы проще.
В село они прибывают после обеда. Солнце светит ярко, но дыхание вырывается изо рта облачками густого пара, а лесной холод тотчас проникает под куртку. В селе три улицы и не больше пятидесяти хат, затейливо декорированный зеленым шифером клуб и школа с печным отоплением. Дед, катящий по улице велосипед, оценивающе разглядывает «Волгу», а потом обменивается с Денисом почти родственными взглядами.
В избе хорошо, это Сема чувствует сразу. Светло, пахнет деревом и травами, сдобой. Образа в углу ясные, чистые, полотенце вышитое, крахмальное. Изба хорошая, как говорил отец – чистая. В нечистой избе, как бы хозяйка не старалась, потемнеют образа, паутина затянет углы и родится мерзкий запах гнили или разложения.
– Дровами топите или углем? – спрашивает Денис деловито у хозяйки, подбоченившись, и Сема поворачивается от убранной комнаты к сеням, иронично поднимая брови.
Хозяйка, незамужняя завуч местной школы, складывает руки на груди и отвечает независимо:
– Газ у нас.
Денис поджимает губы и кивает со знанием дела. Семе остается только закатить глаза и нырнуть под кровать в поисках ведьминого веретена – иголок, волос и косточек, припрятанных злопыхательницей.
– Анна Андреевна, простите, но у вас есть враги? – спрашивает Сема, выгребая из-под тахты карандаш, скрепку и роман Татьяны Толстой в клочках пыли.
Все находки завуч подбирает со щепетильностью доктора и отправляет в карман пиджака, книгу зажимает подмышкой.
– В смысле враги? – переспрашивает, оглаживая подол плиссированной юбки.
Семе она не нравится. Ему не нравятся люди, просящие о помощи, а потом ведущие себя так, будто это им делают одолжение.
– Вы городская, Анна Андреевна? – задает встречный вопрос Сема, поднимаясь на ноги, и из-за плеча хозяйки наблюдая, как Денис открывает холодильник, и с энтузиазмом засовывает в него свой нос.
– Да, а что это меняет? – спрашивает та, и ноздри ее раздуваются гневно, Сема же старается смотреть в сторону, чтобы не привлечь внимания к что-то жующему Денису.
– Если чей-то муж уделял вам слишком много внимания, приглашал на вечернюю прогулку или в гости, то, боюсь, его жена могла наложить на вас порчу. Если вы были строги с ребенком, и мама посчитала это слишком резким... Вариантов – масса.
Денис прожевывает найденное в холодильнике и присоединяется к ним, невзначай вытирая рот рукавом свитера.
– Так, значит, вы слышали шумы, скрипы, – включается он в разговор, прищурив глаза, – может, пахло серой?
– Нет, серой не пахло, – отрезает Анна, – но сегодня ночью нечто схватило меня за ногу и сбросило с кровати в стену.
Денис тотчас теряет налет несерьезности, и они мрачно переглядываются с Семой. Решение они принимают одновременно. Денис сразу выходит из избы к «Волге», чтобы найти в багажнике весь необходимый инструментарий, а Сема задергивает светлый занавески на окнах.
– Переночуете у подруги, приходите завтра утром. И чтобы с наступлением сумерек вас тут не было. Скажете, что ваши двоюродные братья будут травить клопов.
– Но у меня нет… – начинает Анна, от испуга сразу утратившая строгость и помолодевшая лет на десять.
– Будут, – отрезает Сема. – И клопы будут, и крысы, которые сожрут ваше тело. Успокойтесь и собирайте вещи.
Но куда уж тут успокоиться. Она роняет вещи, а руки ее трясутся. Расческа падает и катится под трельяж. Женщина останавливается в нерешительности, будто, стоит ей засунуть руку под комод, как из пола вырастет рука и схватит ее. Прикрывая образа полотенцем, Сема замечает, что она просто берет другую расческу, не решившись наклониться за упавшей. Денис, вернувшийся с увесистым пакетом, сталкивается с ней в сенях, ловит трясущиеся руки и сжимает в своих, что-то наставительно говорит, заглядывая в глаза. Женщина мелко кивает и, кажется, роняет пару слезинок.
После ее ухода Денис с размахом владельца распахивает холодильник и несколько секунд глядит в него, а потом завороженно говорит:
– Приятного аппетита, Деня.
Сема закатывает глаза, а потом берется чистить свой РМБ. Когда Денис, натаскавший из холодильника стряпни, устраивается на диване и врубает телевизор, Сема делает постное лицо, но продолжает чистить оружие. Когда же брат присвистывает и довольно бросает ему через плечо: «О, здесь берет СТС!», Сема переводит взгляд на экран и видит там заставку «Молодежки», все, что ему остается – уйти с ноутбуком в крошечную хозяйскую спаленку и пытаться там поймать сигнал на модеме. Удается ему это нескоро – в «Молодежку» успевают впихнуть две рекламы за это время. Он гуглит историю деревни и области в целом до тех пор, пока Денис не переключает на ОРТ не углубляется в перипетии «Карточного домика».
Стук в дверь раздается с наступлением сумерек. Денис хватает свой лежащий среди тарелок ТТ, Сема прячет за спиной РМБ. Сема распахивает дверь, в то время как Денис становится «на изготовку» за ней.
– Простите, – говорит пятиклашка в спортивном костюме и вязаной шапочке, – а Анна Андреевна дома?
– Нет, – ровно отвечает Сема, становясь как можно ровнее, чтобы не засветить винтовку, – а что ты хотел?
– Отдать изложение, – говорит пацан, и Денис понимает, что вежливое лицо Семы напугало того до мокрых треников.
– Я ее брат, я отдам, когда она вернется.
– Нет, спасибо, я сам, – говорит дрожащий голосок, а потом Денис слышит только топот улепетывающих ног.
– Ты напугал малого до усрачки, – говорит он, захлопывая дверь.
Семен смеряет его мрачным взглядом и рыкает:
– Это не я. Он спешил убежать, пока в твоем Камеди не пошли шутки про вагины.
Он возвращается к ноутбуку, а Денис останавливается в дверном проеме, мрачно взирая сверху вниз:
– Да, МГУ мы не кончали, так что?
– Да, вы кончали пятьдесят вторую шарагу. И незачем напоминать об этом так часто, поверь, ты и так не даешь об этом забыть.
Денис хмыкает и уходит. Сема возвращается к браузеру, но соединение снова было прервано, он чертыхается сквозь зубы. Но брат возвращается, руки его сложены на груди.
– Десятки людей были бы мертвы, если бы я был эгоистом вроде тебя. Лучше не забывай об этом.
Когда он возвращается к просмотру телевизора, Сема закрывает глаза и откидывается на спинку кровати изможденно. Каждый чертов раз одно и то же.
Когда в следующий раз раздается стук в дверь, Сема почти спит, пока модем пытается законнектиться со спутником. Дверь они открывают почти лениво. На пороге дед в теплом не по сезону тулупе и кирзовых сапогах.
– Здоров, сынок, – говорит дед.
Дед говорит, что он идет из одного села в другое, но ночь застала его в Липках. Дед говорит, что знает Анну, и та разрешает ему ночевать в сенях. У деда мешок с орехами за плечами, он торгует орехами.
Денис провожает деда к столу, ставит чайник на плите, достает хозяйкин мед, бублики, мармелад. Дед чай пьет, мед ест, говорит негромко. Все о погоде да об урожае. Лицо у деда морщинистое до невозможности, такое, что глаза сощуренные с трудом можно отыскать на лице. Денис пьет чай и налегает на мармеладки, угукает по случаю и старается смотреть в сторону. Вечер не задался.
А потом раздается еще один стук в дверь. Денис понимается, бросает косой взгляд в комнату, где во тьме светится экран ноутбука Семы. Открывает дверь.
На пороге дед в теплом не по сезону тулупе и кирзовых сапогах.
– Здоров, сынок, – говорит дед.
Дед говорит, что он идет из одного села в другое, но ночь застала его в Липках. Дед говорит, что знает Анну, и та разрешает ему ночевать в сенях. У деда мешок с орехами за плечами, он торгует орехами.
– Мы знакомы, – добавляет дед.
Лицо у деда морщинистое до невозможности, такое, что глаза сощуренные с трудом можно отыскать на лице.
Денис смеется тихо и нервно, а потом молча захлопывает дверь перед лицом старика, оборачивается к кухонному столу. За столом дед пьет чай, а Денис со страдальческим видом слушает о погоде и урожае. Мешок с орехами стоит у печи.
Денис хватается за дверь за собой, дергает ручку, чтобы выйти, но дверь не поддается. А глаза его сами по себе впиваются в свою копию: короткие волосы, затасканные джинсы, растянутый свитер. Денис и дед пьют чай с мармеладками, а Денис покрывается холодным потом.
– Сема, неси ружье, – решает он, и Сема тотчас появляется из спаленки, протягивает РМБ, а когда Денис берется за приклад, дергает его на себя.
– А что ты будешь делать, мальчик? – спрашивает Сема вкрадчиво. – Себя убьешь? Меня? Что на это скажет твой папочка?
Из-за его плеча Денис видит, что в слабом свете экрана ноутбука спит Сема.
– Приезжаете тут со своими телефонами, телевизорами, иконы снимаете, – продолжает Сема. – А теперь еще ружье. Не многовато ли?
– Кто вы? – спрашивает Денис, бросая взгляд в комнату, где он сам спит на тахте в окружении тарелок.
– Ты веришь в Бога, мальчик? – Спрашивает у него Сема, сжимая приклад РМБ. – Служишь ритуалы?
– Читать молитвы – моя работа, – со смешком отвечает Денис. – Ты шишига?
Сема отпускает приклад, и Денис, сжав в руках РМБ вливается со стеной.
– Да она в Бога не верит, – печально говорит Сема, а потом доверительно добавляет, – и на других девиц заглядывается. Не жить ей тут, мальчик. Тебе это ясно? Пусть убирается к чертовой матери.
Анна Андреевна будит их стуком в окно со стороны водителя, и Денис, только недавно задремавший под пуховиком на переднем сидении, подскакивает на сидении. Сема, мирно растянувшийся на заднем сидении, кривит лицо, не просыпаясь. Денис крутит ручку, опуская стекло, пока Анна с учительским лицом взирает на него сверху вниз.
– Собирайте шмотки и валите оттуда, – резюмирует Денис вместо приветствия.
– И это вся ваша помощь? – спрашивает она холодно.
– Можете принять православие и перестать смотреть «Оранжевый – новый черный», – пожимает плечами Денис. – Это существо не плохое, просто вы с ним – разные, простите.
Когда же он врубает на полную громкость магнитолу и взвывает: «Возьми мое сердце, возьми мою душу», то тут уж Сема просыпается, подрывается, ударяясь головой об крышу «Волги». Денис смеется над ним, но вскоре, как и всегда, ему становится стыдно. Он обещает себе, что это в последний раз. Еще через какое-то время он понимает, что, наверное, в предпоследний.
@темы: записки на обрывках